и я вижу, что и мое тоже тянется к нему, и быть нам мужем и женою, ибо мы хотим этого!» Изумленные старики переглянулись, замолчали, и Тэрах, огладивши бороду крупной рукой, улыбнулся: «Что ж, дочка, раз ты заговорила, прервав речь отцов своих, быть тебе женою сына моего, ибо непокорностью ты под стать ему, а что будет с вами, негодниками молодыми и непослушными, только богам известно, ибо вместе вы можете даже Луну с неба спустить». А потом была свадьба, когда Сарру, закутанную в калахские покрывала, подвели к Аврааму, и он целовал ее, а потом, когда гости уже напились вина и пива, и Луна стояла высоко-высоко, молодых проводили в верхнюю опочивальню дома Тэраха, и Сарра познала сладость первых поцелуев, тепло рук любимого, горячую и острую боль, которая быстро прошла и сменилась радостным и ни с чем не сравнимым ощущением, как-будто тело ее несли куда-то в даль быстрые прохладные волны Евфрата… вверх-вниз, вверх-вниз, и она летела, как птица, как ей казалось, над крышами Ура, над ступенчатой громадой зиккурата Суэна, над оросительными каналами, дальше, дальше, дальше… где пустыня смыкается с последними полями, где караванные дороги ведут в Пятиградье и Египет. А потом было словно бы падение вниз, на жаркое ложе, которое еле освещал светильник, и Аврам, муж ее, лежал с ней рядом, нагой и счастливый, и плакал, как дитя, приговаривая: «Любимая моя, голубка моя, родная моя душа…», и Сарра губами высушила ему слезы, и он снова взошел на нее, а за дверью спальни радовалась родня невесты, посмеиваясь и хваля мужскую стать их нового родственника.
Так проходили ночи их, и дни их текли подобно воде великой реки Евфрат, неспешно и размерено. И ушли они в Харран, и жили там, пока не умер престарелый Тэрах, и похоронили его у стены храма Суэна. В тот самый день, радостный, бежал к отцу Авраам, рассказать ему о словах, сказанных ему учителем, поделиться великим счастьем своим, счастьем Знания. Но отца не стало. Он ушел в мир иной, сидя на глинобитной скамье с кувшином пива у ног своих, наклонился взять кувшин, но пальцы его ослабели, кувшин разбился, вытек на пол напиток, и упал Тэрах на прохладные глиняные плиты дворика, так и не поняв, что душа его отлетает к Богу, который правит всем миром, к которому стремился душой и разумом мудрый не по годам Авраам.
Аврам оплакал отца, и Лот, сын брата его, плакал рядом, а потом взяли они скот свой, жен своих и пошли на север, а потом свернули на запад и на юг, по древней Царской дороге, на пути к Пятиградью. Где-то там (говорил Аврааму голос сердца его) ждало его новое Знание.
Совет Амрафела
Было это в те дни, когда весь Арам-Нагараим33 дрожал от стука копыт и грохота колес колесниц царя Бавэля34 Амрафела35. Молод был царь, но одержал множество побед и склонил под ярмо власти своей все города приевфратские, и Ур, и Урук, и Киш, и Лагаш признали его царем, а правители областей соседних и стран устремились в Бавэль, заключить договоры союзные, говоря в сердцах своих: «Как бы не направил на нас царь Бавэльский меч гнева своего. Так изъявим же ему покорность, принесем дары богатые, станем данниками его, ибо лучше платить ему дань, нежели погибнуть в бою с ним».
Кедорлаомер, царь Элама36, царь Авана и Симашки, повелитель нагорья и Шусим, Арьох, царь Ларсы, города богатого у реки Евфрат, и Тидал, царь хеттов37, трое царей пришли к Амрафелу, трое царей поклонились ему, принесли с собою подарки, много золота, серебра и благовонных смол, драгоценные узорчатые ткани… Во дворец сына Мардука явились они, и пали на колени при его появлении.
Амрафел, царь Бавэля, Шумера и Аккада, царь-царей, сын Мардука, великий законодатель и защитник праведных на трон свой сел, жестом велел царям встать с пола, усадил их на скамьи возле трона своего.
Угрюмо и страшно было лицо царя Бавэльского. Черная накладная борода, завитая мелкими кудрями, ниспадала на его узкую грудь. Свирепые узко посаженные глаза горели безумным огнем. Костлявые руки нервно сплетались и сжимались, пока царь говорил.
Воины стояли у трона его, люди бавэльские, смуглые и жестокие. Копья длинные в руках их, и щиты плетеные, медью окованные. Шлемы медные остроконечные защищали их головы, а за поясами поблескивали длинные прямые кинжалы бронзовые.
Львы вздыбившиеся каменные у трона его, золотом и серебром украшенные, глаза из каменьев драгоценных, хвосты их обвивают сидение, и, кажется, вот — вот зарычат.
Всем Аккадом и Шумером повелевает великий Амрафел. Слава его — как слава Гильгамеша, сила его — как сила царей древних, бывших до него, и превзошел он их, издав законы царские, законы справедливые.
И возвысил он Бавэль, город молодой и безвестный ранее. Стены возвел новые, велел перестроить зиккурат Бэл-Мардука, до небес вознесся храм гордый, золотом выложенный.
Когда восходит Шамаш над Великой горой, над фундаментом неба, в храм идет Амрафел богоподобный, говорит с отцом своим Мардуком, и дает Мардук ему силу, мудрость и удачу, и идут войска царские, покоряя новые и новые области, вводя везде порядок бавэльский, законы царские.
«Что ж, видел я дары ваши», — молвил Амрафел тусклым и невыразительным голосом, — «рад я им, хоть и малы они, но рад… рад я рвению вашему. Столь приятно видеть братьев моих, царей областей пограничных, тебя, Кедорлаомер, эламит доблестный, тебя Арьох, мудрый царь Ларсы, тебя Тидал, царь хеттов, в горах высоко сидящий, орел могучий Азунд! Да хранит вас Мардук и великие боги — слуги его. Но мне от вас не дары нужны, я и так богат предостаточно. Мне необходимы воины ваши, эламские колесничие, хеттские лучники и пращники из Ларсы. И знаете, зачем они мне?»
Не дожидаясь ответа, он продолжал: «Есть в долине моря Соленого, на дороге Царской, пять городов, богатых и славных. Их богатства затмевают мои, как Солнце затмевает Луну и звезды. Их шпионы постоянно находятся в городах наших. Их люди не знают, что такое закон, нет у них богов, живут они, как звери, вперемешку, порой и мужчина там ложится с мужчиной, и женщина с женщиной, и отец с дочерью, и мать с сыном. Иштар — богиня совокупления, хранила страну эту, вотчину свою… Но не это помеха нам, о союзники мои, и не гнева Иштар нам бояться. Возьмем мы статую ее и перевезем в Бавэль, и найдет богиня здесь новый и радостный дом для себя. Нам любо богатство Пятиградья, золото, накопленное там
